Некоторые трудности натуралистского объяснения

Возникновение критики теории Гемпеля относится чуть ли не ко времени самого создания этой модели. Эта критика происходила как со стороны идеологов самого позитивистского подхода (об этом подробнее в главе X "Базисные суждения" / [6] ), его противников (феноменологическая теория А.Шуца), так и со стороны его последователей (Р.Джеффри, Д.Дэвидсон, У. Селларс и др.). Систематизируя выдвинутые аргументы, можно выделить некоторые темы, наиболее содержательные и представляющее особое значение для социологии:

1. Проблема интенциональности и рациональности

Большинство содержательной критики ДНМ связано с определением возможности интенциональных описаний (объяснений) действия в строгом эпистемологическом смысле.

"Мы называем человека сознательно рациональным агентом, - писал Гемпель, - если его действия рационально (в смысле некоторого ясно обозначенного критерия) связаны с теми из его целей или убеждений, которые он осознанно берет в расчет при принятии решения" ([4] , c. 478-479). Такая трактовка действия подразумевает укоренение мотива в сознании и прямую однозначную связь между действием и намерением субъекта через цель, определенную Парсонсом как "функция". Проблема интенциональности является неотъемлемой частью натуралистского объяснения. Проблема рациональности связана и телеологическими допущениями. Поскольку критерий рациональности не может быть задан однозначно и универсально, описания рационально действующего субъекта строятся на интенции субъекта. Таким образом, рациональность становится диспозицией - любое желание становится рациональным. Следовательно, намерение становится основой понимания поведения. Однако оперирование терминами намерения, цели и мотивы отсылают к верованиям действующего.

Как справедливо заключал Куайн: "...Предложения вида "X верит, что p" в силу внутренне присущей им сложности не позволяют задать функцию истинности, или, иными словами, не подходят под исчисление предикатов" ([2] , c. 124). В целом следует избегать абсолютизации интенциональных высказываний. Смысл и значение аргумента "Логической связи" состоит в том, что каузальные и рациональные (интенциональные) причины действия не тождественны. ДНМ построена на принципе поиска каузальности. Тогда следует признать, что использование чистых интенций искажает объяснение, превращая его в тавтологии типа "А сделал Х, потому что А хотел сделать Х". Интенциональность приписывает действию качества, которые одновременно являются и его причиной, и входят в само описание действия.

ДНМ, используя процедуру причинного вывода, сталкивается с проблемой определения истинных и ложных целей действующего субъекта, а также с определением, являются ли эти интенции реальными и движущими причинами. Такая когнитивная детерминация действия предполагает наличие законов рационального поведения. Как показал Д.Дэвидсон, такие законы невозможны. Иными словами, рациональность может совпадать с причинностью, может быть другой, - это процесс неопределенный, не обладающий предсказанной законообразностью. Таковы некоторые сложности интенциональных описаний действий.

2. Проблема эмпиризма

Всегда считалось, что социология обязана логическому позитивизму своей эмпирической направленностью. Действительно, кодекс эмпиризма (фактически единственное общее методологическое верование, присущее любой современной социологической теории) возник как результат позитивизма. Но не в нем самом, а в спорах вокруг него; не благодаря, а скорее вопреки ему. Чистый позитивизм как раз начинал с разделения суждений на синтетические и аналитические ("первая догма эмпиризма", по Куайну) и, отказываясь от содержательности и метафизики, равно как и от понятий чувственного опыта, основные надежды возлагал на формальность процедур логического вывода. Гемпель считал, что "объяснения действий как разумных или рациональных не являются эмпирическими законами" ([2] , c. 31). Когда современная количественная социология опирается на эмпиризм как гарантию истинности и основной критерий верификации, она следует не рецептам позитивизма, а скорее преодолевает саму идеологию позитивизма, его догматику. Это большой миф в социологии, что позитивизм - это эмпиризм. Проблема понимания места эмпиризма в философии Гемпеля в том, что сам автор часто использовал термины Эмпиризм и Наблюдение в смысле требований к методу. Он, в частности, считал, что все эксплананты должны быть эмпирически верифицируемыми, однако "утверждения сопоставляются с утверждениями, а не с "опытом" ([6] , c. 155). Эмпиризм, конечно, присутствует в позитивизме, но он вынесен за скобки процедуры объяснения, отнесен в область элементарного исхода логической процедуры, замурован в мрамор и поставлен на такой высокий пьедестал, откуда он никому бы не мешал. Демонстрируя это, приведем краткую логическую последовательность умозаключений Гемпеля и Нейрата. Сначала есть некое чувственно доступное событие, описание которого действительно эмпирично. Затем на его основе формулируется базисное суждение (А.Айер использует этот термин как эквивалент карнаповского Protokollsatz). Базисное суждение является элементарной посылкой, обусловленной перцептивным опытом. На этом этапе устраняется метафизика и любая мистификация, то есть базисные суждения должны быть "стерильными". На этом начальном этапе эмпиризм и заканчивается, поскольку дальше идет разделение синтаксиса и семантики в понимании истины. Здесь форма отделяется от содержания. Критерием истинности на уровне практического вывода служит логика формальных отношений; эмпиризм, таким образом, является критерием истинности лишь на небольшом отрезке самых тривиальных суждений. Работа позитивиста происходит не с фактом или опытом, а с языком и переводом базисных суждений во все остальные (дедукция в чистом виде), абстрагируясь от их эмпирического содержания. "Не корректно говорить, как это часто делают, о "экспериментальном значении" термина или предложения как такового. В языке науки и по таким же причинам даже в околонаучном дискурсе, отдельное утверждение обычно не имеет экспериментальной импликации" ([4] , c. 102-103). Имеет значение не соответствие мысли и действительности (корреспондентная теория истинности), а согласованность между мыслями (когерентная теория истинности). Нельзя сказать, чтобы это было плохо или хорошо, но, во всяком случае, такая логика обеспечивает непроблематичное течение значений в каналах истинности. То есть о всяком подобном логическом выводе мы можем сказать, что он бесспорен, хотя его содержательная сторона и может вызывать нарекания и приводить к парадоксам. Такие парадоксы были проанализированы в работе У.Куайна "Две догмы эмпиризма" (1951). Эта работа фактически подвела черту под попытками создания идеальной системы всеобщего знания, провозгласив единство синтетических и аналитических суждений. Одним из исходов натурализма, таким образом, стал денатурализм. В духе здравого прагматизма Д.Дьюи Куайн издевается над аналитическими тавтологиями. "Каждый x есть x" истинно, поскольку и до тех пор, пока x ничего не обозначает. Когда такая тавтология формулируется в виде протокольного предложения (наполняется реальным конкретным содержанием, по Карнапу), она становится очевидно бесполезной и бессмысленной. Так можно прийти к выводу, что суждение "В месте X в момент времени X идет дождь" не может использоваться без уяснения его семантического (т.е. эмпирического) значения.

К.Глаймур в главе "Логические эмпирицистские теории подтверждения" пишет: "Было ли основано появление всех эмпирических верований на убеждении в существовании феномена или на вере в наблюдаемые свойства наблюдаемых вещей, структура проблемы была одной и той же: какие связи между утверждениями о феномене или утверждениями-наблюдениями, с одной стороны, и утверждениями о материальных объектах или, соответственно, о ненаблюдаемых вещах или ненаблюдаемых свойствах, с другой стороны, позволяют утверждениям первого типа подтверждать утверждения второго" ([7] , c. 10-11).

Таким образом, использование эмпиризма значительно проблематизирует эпистемологию, направленную на создание системного, генерализированного подхода (например, в теориях Т.Парсона или З.Фрейда), плохо уживается в дедуктивных системах. Влияние эмпиризма в таких случаях минимизируют. Ставка на эмпиризм характерна для индуктивных систем, которые благодаря или по вине этого становятся локальными (Middle Range Theories Р.Мертона), не имеют возможностей для демонстрации неких "великих" законов, с большой вероятностью становятся жертвами теории фальсификации.

Позитивистский эмпиризм - большой социологический миф.

3. Проблема вероятностного и индуктивно-статистического вывода

В честь 65-летия К.Гемпеля Уилфред Селларс в статье "Существуют ли недедуктивные логики?" ([3] , c. 83-103) выдвинул 59 замечаний логического характера. В частности, он привел такой силлогизм, демонстрирующий очередную проблему ДНМ.

Все люди смертны.

Сократ - человек.

Следовательно, (обязательно) Сократ смертен.

или

Все техасцы богаты.

Гетти богата.

Следовательно, (обязательно) Гетти из Техаса.

Очевидно, что первый силлогизм истинен, в то время как второй ... возможно истинен, возможно нет. При использовании квантора всеобщности ( = "каждый"), вывод будет истинным, если "охватывающий закон" описывает полный набор антецедентов. Если только часть (техасцы - часть всех богатых людей), его вывод становится вероятностным. Здесь мы имеем дело с пропозициональными функциями. Понятие пропозициональной функции было введено Карнапом и Расселом в рамках теории экстенсиональности и определялось как выражение, содержащее неопределенные элементы x, вместо которых подставлялись высказывания и при этом истинностное значение не менялось. В социологии большинство закономерностей имеют именно пропозиональный характер: их объяснительная способность подтвердить или опровергнуть истинность суждения (или опыта) зависит от типа исследуемого объекта, от его случайного ситуативного выпадения, от каждого конкретного кейса. Здесь следует говорить о модификации ДНМ: пробалистической или индуктивно-статистической модели. "Вполне возможно, - писал Гемпель, - что многие или все закономерности (regularities), которые будут открыты с развитием социологии, будут иметь статистический вид" ([4] , c. 252). То есть сам Гемпель в момент острой критики был вынужден признать, что стохастика существенно портит вселенский замысел его модели. В этой ситуации он окончательно развел (признал необходимость, хотя и не согласился) ДНМ и те её формы, которые затем стали называть моделями гипотетико-дедуктивного вывода. Гемпель высказывался против поголовной редукции его модели "охватывающего закона" к локальным пробалистическим моделям и обосновывал это так:

1. "индуктивно-статистическое объяснение выводит экспланандум только в более или менее вероятностной форме и не подразумевает дедуктивную точность" ([4] , c. 488). Статистическое объяснение дает нам корреляцию. Шаг от корреляции к причинности является весьма туманным вопросом в теории познания (Гемпель подробно рассматривает этот вопрос в Гл. 5 "Противопоставление дедуктивно-номологического и пробалистического объяснения" [8] .
2. т.н. "эпистемическая относительность" вероятностного объяснения, когда знание о конкретной ситуации требует решения вопроса репрезентативности к по отношению к классу К. ДНМ этого не требует.

Однако, несмотря на это, Гемпель был вынужден признать "огромное научное значение пробалистического объяснения" ([9] , c. 15), признавая его удачное и повсеместное применение в науках.

Таким образом, если не Гемпелем, то уже его учениками, был поставлен вопрос о надежности ДНМ и его модификаций для конкретного (например, социологического) объяснения.

Ричард Джеффри ([3] , c. 108) так определял индуктивную вероятность, или степень подтверждения принятия гипотезы: c(C,P) = (1-2^-n ) , где P - это гипотеза, C - вывод, а n - число наблюдений. Гемпель называл это "силой объяснения" и считал, что идеальной ситуацией было бы n=10, поскольку тогда с=1023/1024. Действительно, при n=1, вероятность равна 0,5, то есть шансы "угадать" - 50 на 50. При n , вероятность 1. (Jaakko Hintikka "Inductive Independence and the Paradoxes of Confirmation" / [9] ). Логично также, что при n=10 зависимость имеет форму нормального, гауссовского распределения, характеризуя типичную с математической точки зрения ситуацию. Однако Джеффри пессимистично замечает, что "сила объяснения не будет больше при n=10, чем при n=1", поскольку возможностей для объяснения при n=10 столько же, сколько и при одном кейсе.

ДНМ К.Гемпеля не ставит и не решает проблемы репрезентативности. Эта проблема становится важной (для Гетти из Техаса в частности), когда "охватывающий закон" становится пропозициональной установкой. Тогда сама модель переходит к элементам индуктивного вывода, оперируя с эмпирическими объектами. Следовательно, ДНМ не может быть использована для решения задач объяснения там, где нет четко установленного и полно описывающего общего закона. ДНМ решает проблему каузальности. Пробалистические стратегии и индуктивно-статистический вывод решают проблему корреляции. Таков главный методологический вывод о способностях и недостатках натуралистских объяснений в науке.